Бессердечно влюбленный  - Маргарита Ардо

Кстати, об отце.

Я взял мобильный и настрочил одним пальцем смску в ответ на его мерзкое «молодец»:

«Да пошёл ты! Я на ней женюсь!»

И выключил телефон. Правда, легче не стало. Внутренний голос омерзительно вякнул: «Так она и разбежалась за тебя замуж!». Пофиг. Остынет ведь.

Вика-Вика, глупая Вика…

Я думал, всё под контролем. А теперь почувствовал себя кретином, как мафиози-Урий, который искал у Электроника кнопку, чтобы контролировать. А нету кнопки! Обломись!

По спине пробежали мурашки. Зачем я решил Вику переделывать? Я где-то передавил? Что случилось? Как?! Что произошло, пока я разговаривал с волгоградским поставщиком, между появлением солнца под аркой кухни и фурией с вытаращенными глазами?

Я достал из морозилки бутылку водки, приложил к челюсти. Подержал немного, потом раскрутил крышку и выпил прямо из горла. Обожгло желудок, раскупорил фуагра и пальцем в рот отправил хвалёный паштет. Жирная гадость, не люблю! Грибочков бы и икры, или помидор красный-красный с зелёным луком и чёрным хлебом, и поговорить с Леоном Филипповичем по душам. Только я ему не перезвонил потом, и, вроде, неудобно плакаться, как пацану.

Я отхлебнул ещё водки и застыл, уставившись в чёрный экран телевизора. А ведь и поговорить не с кем, после того, как Ромыч с женой и детьми свалил в Германию. Разве дружат по скайпу? Выпивают пивка под чемпионат, чокаясь в камеру? Орут, болея за своих? Пробовали поначалу. Не то, совсем не то. И наше перебрасывание шутками в What's up – уже не дружба, а вялотекущее товарищество. А больше никого…

Душа заболела, словно её дверью прищемили. Я же один! Вообще один! Я сел на пол у окна во всю стену и выпил ещё водки, наказывая себя жгущей гадостью вовнутрь. За окном прошла блондинка с длинными волосами. Я вздрогнул: Вика?! Нет, какая-то носатая французская мадам.

Зашёл в её спальню, нашу спальню. Туфли не взяла, ноутбук, телефон… А вдруг ей и правда не нужны лимузины-подарки, она же реально сумасшедшая?! А что ей нужно?! Внутри ещё больше похолодело: но как же я найду её теперь – телефон-то тут?! Что-то подкатило к горлу. Всё пахло ею. В этом её магия – она всё околдовывает своим запахом. Я сдёрнул с кровати простыни, сжал в кулаке. Пахнут. Ею. Хоть вой!

Квартира была пустой, как труп. Жизнь вылетела из неё, и вещи превратились в хлам. Я опустился на пол, открыл её ноутбук. Почта, открытое сообщение на французском. Пропустил через Яндекс-переводчик, пробежал глазами и сердце провалилось. Вот оно. Ткнул кнопку на её мобильном. Последние звонки в журнале сообщений: Вениамин, бухгалтерия. Набрал первый:

– Вениамин Сергеевич, Виктория, мой секретарь, звонила?

– Да, – залебезил тот противно, – я ей все сказал про продажи, она ведь для вас собирала информацию?

– Да.

– А вы…

Я отбил звонок. И наглотался ещё водки. До дна почти. Даже не буду в бухгалтерию перезванивать: и так понятно. От работы, водки, этой квартиры и самого себя уже тошнило. Как там она сказала – удав? Неа, Викуля, не удав ни разу! Удав бы тебя не выпустил! Я не удав, я просто пьяный, жалкий, одинокий идиот, с железной стружкой вместо мозгов и лопнувшим пополам сердцем. И я вообще не знаю, что делать теперь.

Я быстро оделся и вышел на улицу. Голова кружилась, дурацкая Эйфелева башня покачивалась, словно надувной промо-человечек на автозаправке. Я засунул руки в карманы куртки и пошёл по Трокадеро, и дальше, куда глаза глядят. Дед учил: если заблудишься на охоте в лесу, расслабься и просто отпусти поводья, лошадка сама вывезет, куда надо. Кобылы нету, меняю на кроссовки, может, сгодятся? На них ведь тоже коники нарисованы…

В Лувр меня не пустили. Хотя какого чёрта я там забыл? Посмотреть, как все делают селфи с Моной Лизой? Уже видел. Смешно, да. Даже Моне Лизе смешно – сидит за стеклом, улыбается. Но меня туда понесло, потому что Вика бы пошла. Она щебетала о Лувре, я запомнил. И про Центр Жоржа Помпиду. Вот он меня рассмешил: да на моём заводе тоже все коммуникации наружу вынесены и трубы в разный цвет покрашены, но я же не делаю при этом умное лицо! Я железное делаю, как Вика сказала…

А вообще, что она придумала? Дарью спасать… Глупая. Да кто держал её, эту Дарью? Я просто грамотно мотивировал, чтобы нормальную замену поскорее подобрала, а не то, что кадры подсовывали.

Я расхохотался в голос: и ведь нашла! Ага, и я нашёл – Вику! И тут же сердце сковало: а где теперь её искать? Объявление в полицию? Или на телевидение. Блин, кажется, я реально набрался…

Группа темнокожих за шизовым разноцветным фонтаном с неприязнью зыркнула на меня. Лица изобразили серьёзные. Пафос – наше всё. Один чернокожий парниша отделился от группки и направился ко мне. Закурлыкал что-то на французском. Я развёл руками:

– Не андерстэнд, вали бро, куда шёл.

Верзила дёрнул меня за рукав с явным наездом. Бур-бур-бур… Ой, страшно! Я отмахнулся. Он полез снова. Я уложил его на автомате: чёрный пояс по айкидо, это уже на подкорке, технику не пропьёшь. Парниша охнул, приложившись об асфальт. Другие, похожие друг на друга, как с иллюстрации «парижские дети подземелья», рванули ко мне.

Не, ребята! Я не в настроении мордобоя. Утром уже своё получил, расчувствовался. Мастер питерский увидел бы мой утренний полёт об стену, отобрал бы пояс на раз-два. Хватит. Так что я покачнулся, собрался, сиганул через заборчик со знаком дорожных работ и помчался прочь. Смешно стало, когда обернулся минуты через три – отстали кучерявые. Бегать надо по утрам и вечерам, парни! В парке с белочками, а не наркотой баловаться. Я махнул им рукой и побежал дальше. До какого-то собора. Дыхалка сбилась слегка – всё-таки водка дрянь, даже очень дорогая.

Я засунул руки в карманы и пошёл помедленнее, дурак дураком. Тянуло поговорить, но не с кем. Телефон в апартаментах оставил – вот все удивятся, что не отвечаю. Я же обычно круглые сутки в зоне доступа.

Уважаемые партнёры, дорогие клиенты, прохвосты-поставщики, пожалуйста, что вы хотели? Лентяи подчинённые? Опять без меня никак? Хотите пинка? Легко! Всегда считал, что дело руководителя – кошмарить подчинённых. Оказывается, не все согласны. А вот и посмотрим, как без меня справятся. Устал я уже, достали!

Я бродил, слонялся, словно французский клошар, и уже снова было не смешно: люди вокруг, а словом перекинуться не с кем. В кафе одни иностранцы, на улицах куча японцев с фотоаппаратами. Кажется, их копипастом размножают и распределяют равномерно-восторженными кучками согласно квоте: эти – в Москву, эти – в Питер, а эти – в Париж. Реально перед Исакием[36] таких же видел!

Мусульманское семейство на остановочном комплексе от меня шарахнулось, как от зачумлённого верблюда.

– Ну и фиг с вами! Ничего вы не понимаете в большой русской душе! – заявил им я и пошагал дальше, ближе к вечеру и трезвости, постепенно сходя с ума от щемящей сердце долбанной парижской романтики.